На свете очень много людей по настоящему талантливых текст егэ

Самые древние профессии изменились как и сотни лет назад егэ

По проблеме требований к человеку в условиях научно-технической революции (по тексту Д. Гранина «Самые древние профессии изменились. ») (ЕГЭ по русскому)

Как отражается на человеке развитие научно-технической революции? К чему она приводит? Необходимо ли людям сохранять такие качества, как доброта и общительность, в условиях, когда наибольшую ценность приобретают научные и технические знания и способности? Эти вопросы являются сторонами общей проблемы требований к человеку в условиях научно-технической революции, которую поднимает в данном тексте Д. Гранин.

Актуальность данной проблемы не подлежит сомнению. В наше время, когда происходит развитие прогресса, люди очень часто забывают про очень важные и нужные моральные качества. Размышляя над поставленной проблемой, Д. Гранин говорит, что «личность иногда начинает цениться. по ее знаниям, по ее способностям — научным, техническим, организаторским». Рассуждая о том, что же требуется от человека в такое время, автор приходит к выводу: «Общительность, доброта, правдивость. в этих условиях формально не учитываются».

Несмотря на то что позиция автора явно не выражена, логика текста позволяет нам понять: в условиях научно-технической революции ценятся научные и технические знания, а духовные качества человека очень часто не учитываются.

Я согласен с позицией автора.

Действительно, сейчас, во время научно-технической революции, люди зачастую уделяют мало внимания общению друг с другом, они заняты наукой, работой. А в этих областях не так нужны доброта или общительность.

В правильности такой точки зрения меня убеждают произведения художественной литературы. Так, в рассказе «Свеча горела» М. Гелпринов показывает нам людей, живущих как раз во время научно-технической революции. И Андрей Петрович, и робот Максим обеспокоены бездуховностью нового поколения, ведь от всех требуется знание виртуальной этики и истории робототехники, а внутренние качества человека никого не интересуют.

Не всегда развитие научно-технической революции сподвигает человека на хорошие поступки. Так, например, герой романа Г. Уэллса «Человек-невидимка» ученый по имени Гриффин изобрел состав, который при нанесении на кожу делает человека невидимым. Однако, это изобретение не принесло ему счастья, ведь открыл Гриффин этот состав, желая власти и могущества, совсем забыв о том, что настоящий ученый должен заботиться о благе всего человечества.

Таким образом, прочитанный текст заставил задуматься о том, что люди должны помнить о внутренних качествах человека, таких как доброта, отзывчивость, правдивость.

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter.
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Гранина Самые древние профессии изменились.

Www. kritika24.ru

18.03.2017 20:13:38

2017-03-18 20:13:38

Источники:

Https://www. kritika24.ru/page. php? id=23316

Тексты на ЕГЭ по русскому языку 7 июля — 4ЕГЭ » /> » /> .keyword { color: red; } Самые древние профессии изменились как и сотни лет назад егэ

Тексты на ЕГЭ по русскому языку 7 июля

Тексты на ЕГЭ по русскому языку 7 июля

Сборник текстов с прошедшего экзамена 7 июля. Тексты на ЕГЭ 6 июля здесь.

Маргарита Гуминенко

Текст на ЕГЭ мог быть в другом виде

На свете очень много людей по настоящему талантливых. Каждому от рождения даются какие-то способности, которые он может употребить в будущем. Но хотя талант — это великая вещь и драгоценный дар, одного его недостаточно. Талант — это как самородный алмаз. Разумеется, никто не станет отнимать ценности у необработанного алмаза, который сам по себе стоит достаточно дорого. Но для того, чтобы алмаз стал бриллиантом — его нужно долго и тщательно гранить.

В любом роде искусства требуется длительная, кропотливая работа над тем что ты делаешь. Даже в кинематографии, где, казалось бы, режиссёр выпустил фильм, этот фильм уже увидели сотни или тысячи зрителей — как можно что-то переделывать или добавлять? Тем более, что кино — это не просто печатные строчки на бумаге, технически его переиначить гораздо сложнее и дороже. Но вот, например, американский режиссёр Филипп Нойс в кинокартине «Игры патриотов» (обыкновенном боевике), по его собственному признанию, не постеснялся трижды переснять концовку уже после того, как фильм увидели зрители. Две первые концовки не удовлетворяли прежде всего его самого, потому что создавали совсем не то впечатление о главном персонаже, которое было нужно. (См. интервью с Филиппом Нойсом в док. фильме «Легенды. Харрисон Форд» / «Legends. Harrison Ford», 1999).

Фантастический фильм Ридли Скотта «Бегущий по лезвию», снятый по мотивам произведения Филипа Дика «Мечтают ли андроиды об электрических барашках», претерпел минимум три крупные переделки, на протяжении от 1982 года своего выпуска до 2007 года — финальной версии.

Таких примеров можно привести немало. Неудовлетворение своей работой и желание что-то изменить, поправить, сделать по другому — вполне нормальное состояние для творческой личности. Иногда бывает трудно остановиться на достигнутом, когда перечитываешь своё собственное творение через год-два и понимаешь, что всё это можно было сделать гораздо лучше.

Однако, большинство современных писателей к работе над произведениями не привыкло и предпочитает действовать, как говорит персонаж в сериале «Моя прекрасная няня»: «Что написано пером, то потом. лень переписывать». Единожды написанный, текст считается законченным и возвращаться к нему — ни-ни! Зачем?

Самый «невинный» пример такого нежелания работать с собственным произведением я встретила однажды, как сторонний наблюдатель, в сети Интернет: автор не справляется с пунктуацией и лепит запятые практически в конце каждого слова. Рецензент предлагает ему, совершенно безвозмездно, помочь со знаками препинания. Всё, что нужно автору — это прислать рецензенту своё произведение, а получив его обратно уже в готовом виде, заменить текст на web-странице. Автор горячо благодарит. и ничего не делает.

Другой пример (тоже моё личное наблюдение в сети Интернет): автор сам просит у критика оценить его произведение с точки зрения стиля и изложения мыслей. Критик откладывает все свои дела, читает, пишет свою точку зрения на стиль, объясняет, где с его точки зрения что-то неясно, а где многовато подробностей. Но, получив ответ критика, автор тут же бросается доказывать, что «на самом деле дядя Вася-филолог, прочитав моё произведение, пришёл в восторг от моего стиля!» Целая страница А4 переводится, чтобы доказать критику, что тот не прав. Когда такое видишь, возникают два вопроса: «Что ожидал услышать автор от критика?» и «Зачем он тогда вообще просил себя критиковать?» Думаю, и в том и в другом случае можно ответить: а ожидал он услышать что-нибудь типа «О, клёво!» Во всяком случае, работать над своим произведением автор явно не собирался.

Иногда доходит до курьёзов. Я лично знаю одну писательницу, которая может в начале произведения сказать про персонажа, что он смелый, что он авторитетный, что «все слушаются его негромкого голоса», а через парочку-другую абзацев заявить, что этот же персонаж всегда был и остался трус, плакса, растяпа и никто его ни во что не ставит. Когда автора спрашиваешь, перечитывала ли она свой собственный текст, она честно отвечает: «Нет». И так у неё с каждым её произведением, которое «с пылу, с жару» кидается читателям, да там и оставляется, потому что автор спешит уже схватиться за следующее. При этом данный автор печаталась в журнале и, по её словам, даже переводилась на болгарский язык.

Работа с текстом почему-то представляется большинству современных писателей чем-то ненужным. Обычно текст устраивает «как есть», а если что-то в нём непонятно — это, вроде как, личная проблема читателей. Пускай ворочают мозгами. Или и вовсе вступает в дело принцип: «Сойдёт для сельской местности».

Большинство современных писателей, вероятно, ожидают некоего «полёта вдохновения», писания «слёту» и «на ура». Во всяком случае, человека, который способен вернуться к своему «слёту написанному» произведению и поработать над ним, встречаешь крайне редко. Мне таковой попался один раз. Но этот молодой человек, писатель-публицист, увлекается литературными форумными ролевыми играми. Он изначально привык, что руководитель игры (Гейм-мастер) может сказать ему: «Этот пост надо переделать, ты не учёл того-то и того-то». И по правилам игрок обязан свой пост переписать с учётом замечаний. Наверное, именно подобная практика воспитала в авторе адекватное отношение к критике, которую он всегда готов не только рассмотреть, но и по мере необходимости применить в своём произведении. Но к сожалению, далеко не каждый современный автор имеет опыт игры на ролевом литературном форуме.

Для большинства современных авторов главным критерием оказывается принцип «сойдёт и так, а мне нужно срочно бежать дальше». Вот только мне хочется сказать: для автора может быть и сойдёт (он и так знает, что хочет сказать), а вот для читателей — вряд ли. Читатели — не телепаты. Они не могут проникнуть в голову автора и там найти то, что он недосказал. А если читатели не поймут то, что говорит автор — какой смысл вообще начинать писать?

Поэтому писать нужно, подробнейшим образом объясняя всё, следуя аксиоме «читатель не знает того, что знаете вы».

Никогда не стоит ловиться на чувство «это и так понятно», потому что «понятно», как правило, только автору.

Не стоит бояться повторять даже то, что считается прописными истинами, потому что ничто на свете так не нуждается в повторении, как то, что «все и так знают».

Если писатель хочет, чтобы его поняли, он должен работать над каждым словом, над каждой строчкой, каждым абзацем, каждым произведением, постепенно доводя своё творение до максимально совершенного состояния.

Николай Яковлевич Москвин

Обед прошел легко, весело, и Софья Васильевна была рада этому: пусть Михаил так и уедет — последнее воспоминание всегда живуче.

Но не весь день был такой. После затянувшегося обеда Витю уложили спать, прилег и Всеволод, свесив большие ноги за край дивана, Лиза пошла на почту купить для отца конвертов на дорогу.

— Ну, вот и хорошо, — сказал Михаил. — Все в отсутствии.

Пойдем — ка ко мне.

Он принес из передней в свой кабинет припрятанные свертки и развернул их. Книга в синем переплете с серебряной надписью «Седов», отрез темно — синей шелковой материи и маленькие желтые ботинки.

— Понимаешь, тут без меня будут дни рождения, и ребятам важно, чтобы и от отца тоже. Ну, а это тебе, — он показал на шелк, — к тридцатому сентября.

Только Софья Васильевна, зная отвращение мужа к покупкам, к магазинной толкотне, могла оценить это. А тут было даже большее: по военному времени следовало еще раздобыть ордера, не забыть промтоварные «единички». Блестя глазами, она обняла его и поцеловала, приговаривая: «Смотри, не забыл! Не забыл!» Чтобы сделать ему приятное, все рассмотрела отдельно, а материю даже приложила к себе, похвалила. Ботинки для Вити ей показались велики, но она тотчас успокоила Михаила: это не страшно — нога вырастет.

— Погоди! Зачем ей вырастать? — Он остановил ее. — То есть она должна вырасти, но ты меня не поняла. Это к Витиному дню рождения, к маю. Чуть не год еще! Тогда дашь ему — и будет как раз по ноге.

И это было трогательно: предусмотрел. Но она поняла и другое: сейчас август, значит, Михаила не будет и в мае. Как долго. Слезы подступили к глазам, и она, будто рассматривая подкладку на желтеньких ботинках, склонилась над ними. Он понял все, но ничего не сказал. С минуту они стояли молча друг против друга, оба одного роста, но Софья Васильевна, как женщина, казалась выше.

— Ничего, Сонечка, ничего! — Он привлек ее к себе, и ботинок в ее руках чуть уперся ему в грудь. — Ехать надо. — Он поцеловал ее в склоненную голову. — Должен ехать. Все ведь так. Ну, а будет все хорошо. Война теперь уже легче — фашистов погнали. Ты ботинки спрячь, — может, я и сам Вите их подарю.

. Милый! Успокаивал. Нет, дарила сыну она — еще в марте пришло извещение.

Потом был вокзал, вагоны, неверный, раскачивающийся вокзальный свет. И последним видением — Михаил в мешковатой для него военной форме, стоящий на площадке, и Сева с протянутой бутылкой нарзана, шагающий за тронувшимся уже вагоном.

И, когда вернулась домой, первым чувством было: дети остались одни, без отца.

Так и было. Дети подросли, а от Михаила только одно: «Без вести».

У Лизы об отце были короткие, разрозненные воспоминания детства.

Память приносила то одно, то другое: елка в Доме союзов, большой, необыкновенный гриб, найденный вместе, отец за микроскопом, а она подсовывает ему школьную задачку, или в отсутствие мамы они что-то готовят на кухне.

Она видела отцов своих подруг. У Светланы был замкнутый, неразговорчивый и, наверное, решительный, строгий отец — Светлана его побаивалась. У Вари — шумный, веселый, все спорилось у него в руках: чинил дома электрические плитки, лихо красил забор на даче, ходил бойко, нараспашку.

У нее же был совсем другой отец. Все, что порознь Лиза помнила о нем, сливалось в общее чувство: добрый и неумелый. Со слов матери она знала, что отца ценили на работе, по в малом было другое: на елке в Доме союзов отец подарок для Лизы прозевал, маляры и монтеры ему грубили, плиток и замков не чинил. Нет, на Вариного папу он совсем не был похож. А как они однажды стряпали с ним! Мама ушла с Витей в Сокольники на целый день и оставила инструкцию об обеде. И все же был чад от пригоревших макарон и сквозь чад мелкое — словно грызут семечки — потрескивание эмали в сухой, накаленной кастрюле. «Эх, что-то мы ничего не умеем!» — сказала Лиза. Она взяла вину на себя: ей было тогда одиннадцать лет, пора бы уже уметь. Но отец не принял ее великодушия. «Это все, Лизок, оттого, — сказал он, — что на настоящей военной службе я не был,
Всего — навсего призывался на переподготовку. А настоящая, говорят, для житейских дел просто университет. Уж если, например, солдат пуговицу пришьет — волк не отгрызет. » И все же он, конечно, был лучше тех, с плитками, с заборами, с пуговицами. Он был добрый, она любила его, и, главное, он был не чей — то, а ее.

И не чей — то, а ее уехал. Походил с провожающими по платформе, поулыбался, как — то незаметно попрощался — и уже в вагоне на площадке. Поезд трогается, она и мама идут следом, догоняет дядя Сева с протянутой темной бутылкой, киоск, фонарь, косой свет, на миг его взгляд поверх очков — опять косой свет.

Иван Александрович Ильин
О России

Разве можно говорить о ней? Она — как живая тайна: ею можно жить, о ней можно вздыхать, ей можно молиться; и, не постигая ее, блюсти ее в себе; и благодарить Творца за это счастье; и молчать.

Но о дарах ее; о том, что она дала нам, что открыла; о том, что делает нас русскими; о том, что есть душа нашей души; о своеобразии нашего духа и опыта; о том, что смутно чуют в нас и не осмысливают другие народы. об отражении в нас нашей Родины — да будет сказано в благоговении и тишине.

Россия одарила нас бескрайними просторами, ширью уходящих равнин, вольно пронизываемых взором да ветром, зовущих в легкий, далекий путь. И просторы эти раскрыли наши души и дали им ширину, вольность и легкость, каких нет у других народов. Русскому духу присуща духовная свобода, внутренняя ширь, осязание неизведанных, небывалых возможностей. Мы родимся в этой внутренней свободе, мы дышим ею, мы от природы несем ее в себе. — и все ее дары, и все ее опасности: и дары ее — способность из глубины творить, беззаветно любить и гореть в молитве; и опасности ее — тягу к безвластью, беззаконию, произволу и замешательству. Нет духовности без свободы; — и вот, благодаря нашей свободе пути духа открыты для нас: и свои, самобытные; и чужие, проложенные другими. Но нет духовной культуры без дисциплины; — и вот, дисциплина есть наше великое задание, наше призвание и предназначение. Духовная свободность дана нам от природы; духовное оформление задано нам от Бога.

Разливается наша стихия, как весенняя полая вода, — ищет предела вне себя, ищет себе незатопимого берега. И в этом разливе наша душа требует закона, меры и формы; и когда находит, то врастает в эту форму свободно, вливается в нее целиком, блаженно вкушает ее силу и являет миру невиданную красоту.

Что есть форма? Грань в пространстве; мера и ритм во времени; воля, закон и долг в жизни; обряд в религии. Всмотритесь в линии нашей иконы; в завершенные грани наших храмов, дворцов, усадеб и изб; почувствуйте живой, неистощимый ритм нашего стиха, нашей музыки, нашей свободно творимой пляски — все это явления свободы, нашедшей свой закон, но не исчерпанной и не умерщвленной им. Так в старину облик царя венчал собою свободное биение народной жизни, но не подавлял и не умерщвлял его; ибо народ свободно верил своему царю и любил его искренно, из глубины. Так православный обряд наш дышит успокоением и свободой в своей завершенности, цельности, и гармоничной, мерной истовости.

Не разрешена еще проблема русского национального характера; ибо доселе он колеблется между слабохарактерностью и высшим героизмом. Столетиями строили его монастырь и армия, государственная служба и семья. И когда удавалось им их дело, то возникали дивные, величавые образы: русские подвижники, русские воины, русские бессребреники, претворявшие свой долг в живую преданность, а закон — в систему героических поступков; и в них свобода и дисциплина становились живым единством. А из этого рождалось еще более высокое: священная традиция России — выступать в час опасности и беды добровольцем, отдающим свое достояние и жизнь за дело Божие, всенародное и отечественное. И в этом ныне — наша белая идея.

Наша родина дала нам духовную свободу; ею проникнуто все наше лучшее, все драгоценнейшее — и православная вера, и обращение к царю, и воинская доблесть, и наше до глубины искреннее, певучее искусство, и наша творческая наука, и весь наш душевный быт и духовный уклад Изменить этой свободе — значило бы отречься от этого дивного дара и совершить предательство над собою. А о том, как понести бремя этого дара и отвратить опасности на нашем пути — об этом должны быть теперь все наши помыслы, к этому должны быть направлены все наши усилия. Ибо, если дисциплина без свободы мертва и унизительна, то свобода без дисциплины есть соблазн и разрушение.

Василий Михайлович Песков

(1)Лишь совсем недавно человек узнал, что Земля — это шар. (2)Думали, стоит Земля на трёх слонах, а ночью звёздный мир укрывает Землю. (3)Теперь вокруг шара человек облетает менее чем за два часа. (4)Землю можно увидеть со стороны. (5)Вот снимок, сделанный из космоса. (6)Да, Земля — это шар, на нём видны материки, моря, облака, восходы и заходы Солнца. (7)Подробности земной жизни издалека не видны, но они есть, их много.

(8)Два десятка лет назад американцы провели опрос учёных: что дали человечеству полёты в космос? (9)Ответы были интересные. (10)Мне запомнился этот: «Во Вселенной мы одни, и не похоже, что где-нибудь нас ждут. (11)Надо беречь свой дом — родную Землю». (12)Хороший ответ.

(13)Сегодня с высоты своих знаний человек может сказать: «Замечательная нам досталась планета». (14)В самом деле, есть на планете вода, без которой жизнь была бы невозможной. (15)Близость Солнца даёт не иссякающее от времени тепло.

(15) Вращение Земли обеспечивает чередование дней и ночей на планете, смену времён года. (17)Зелёные растения наполняют атмосферу кислородом, накапливают углерод и выделяют в верхние слои атмосферы животворный кислород и озон, прикрывающий всё живое от губительных лучей Солнца.

(18)Конечно, зародившейся жизни миллионы лет приходилось приспосабливаться к изначальным условиям на планете. (19)Живые организмы уступали место на Земле более совершенным. (20)От многих животных уцелели лишь кости. (21)Но некоторые дожили до наших времён. (22)Живут в океанской воде на грани истребления человеком громадные киты — самые большие существа, когда-либо жившие на Земле. (23)Самые маленькие из млекопитающих — крохотная мышь — малютка и землеройка, весящая всего два грамма.

(24)Между китами и мышами — огромное число животных, которым Земля стала родным домом. (25)И во главе всего сущего стоит человек. (26)Он часто решает, кому жить, а кому в жизни отказано.

(27)Миллионы лет отбирала Природа животных, определяя места, где они могут жить, чем могут кормиться. (28)Человек давно изучил эти места и первым тянется к добыче, разрушает среду, где привычно и благополучно живут звери, птицы, рыбы. (29)Так разрушаются основы нашего общего Дома.

(30)Много животных исчезли или стали исключительно редкими. (31)Уже давно мы не видим пролетающих журавлей, мало кто слышит токующих глухарей, крик перепёлок. (32)И так везде на Земле. (33)Двести лет назад американцы варварски истребили миллионы бизонов, а в середине прошлого века химия подкосила в Америке культовую птицу — белоголового орлана. (34)В Африке на больших пространствах уничтожили тысячи носорогов — нужна была земля для посевов зерна. (35)Растут площади жарких пустынь и пустошей, истощаются плодородные земли, высыхают озёра, исчезают на равнинах малые реки.

(36)Вот что имел в виду учёный, ответивший на вопрос о космосе. (37)Планету Земля нам надо беречь. (38)Никто не ждёт нашей высадки на другие планеты. (39)А Земля по-прежнему нас кормит, даёт нам дышать, снабжает водой, теплом и радостью жизни, идущей от наших соседей: зверей, птиц, рыб, насекомых, образующих сложный узор жизни на нашей планете.

(40)Вот как выглядит Земля, если глянуть на неё со стороны. (41)Очертания материков. (42)Следы деятельности вулканов. (43)Огни больших городов и маленьких деревень. (44)Озёра на суше. (45)Острова в океане. (46)Земля, изрытая шахтами и лисьими норами. (47)Земля, покрытая следами зверей, хлебными полями и кудрями лесов. (48)Такой общий наш Дом.

Виктор Викторович Конецкий
Встреча с айсбергом

Иногда бывает ощущение, что все мы на планете — гости. Как в детстве, когда привели тебя на елку в состоятельный дом и ты чужой всем.

Такое чувство я пережил, когда впервые увидел айсберг у берегов Ньюфаундленда.

Никто из штурманов и капитан с айсбергами еще не встречались и не знали, как радар обнаруживает эти айсберги. И, конечно, пошли разговоры о «Титанике».

Первый айсберг показался часа за два до заката. Капитан распорядился пойти на сближение, чтобы познакомиться с ними.

Они плыли сюда от берегов Гренландии два года, раздавливая волны и обыкновенные льды. Они презирали ветры и подчинялись только глубинным течениям, потому что сидели в воде на триста метров.

Они плыли сюда два года, храня в себе тайны ледникового периода и эхо пещерного человека. Они слышали последний, предсмертный вопль замерзающего мамонта.

И вот они приплыли сюда, чтобы встретиться с нами.

Торжественная тишина стояла в рубке. Мы вплывали в храм. Его куполом были небеса. Айсберг был алтарем. Его величественность, красота делала нас жалкими гостями мироздания.

Семидесятиметровый айсберг имел две вершины с ущельем между ними, в которые заходящее солнце упирало свои лучи. Неизъяснимые краски играли в гранях и поверхностях льда. Глубинный шум покорно смиряющихся волн окружал айсберг, за которым оставался зелено-белый след. ‘

Мы перестали замечать время. Судно лежало в дрейфе и тоже благоговейно слушало шум двигающегося сквозь храм алтаря.

Намного ниже его вершин летал альбатрос. А позади были еще два маленьких айсберга, очевидно соединенные с ним под водой общей подошвой.

И я все думал о тщетности усилий человечества достичь величия и о том, что мы гости здесь, что планета и мироздание только терпят нас — и больше ничего.

А что это красное? Белого медведя убили, что ли?

И мы все заметили странные алые подтеки на огромной высоте у самых вершин.

— Братцы, так это же номер! — заорал кто-то. — Номер восемнадцать!

Айсберги оказались пронумерованными. Ледовый патруль метил их из ракетных пистолетов, как метят овец. На айсберге был номер, как инвентарная бирка на канцелярском столе. Чтобы не путать их друг с другом, чтобы не ушли в кусты от пастуха.

Благоговейная тишина рухнула. Капитан приказал давать ход и чертыхнулся… В рубке спорили о том, как называются маленькие айсберги — «айсбержата»? От жеребят? Или еще как по-иному? Всем как-то легко стало. Все изощрялись в остротах и веселились. Величие перестало давить души, и мы обрадовались этому.

Дмитрий Владимирович Философов
Липовый чай
(К пятилетней годовщине со дня смерти А. П. Чехова)

Текст на ЕГЭ мог быть в другом виде

Русские писатели почти никогда не ограничивались «чистым искусством». Все они философствовали, занимались политикой, — словом, были «учителями жизни».

Чехов до самой смерти остался только художником. Он избегал высказываться по каким бы то ни было вопросам, занимавшим русское общество.

Конечно, ему приходилось сталкиваться с людьми самыми разнообразными, высказывать свои мнения. Но это были мнения собеседника, а не учителя. Появившиеся в печати письма его напоминают письма Тургенева. Непринужденная беседа, меткие характеристики, крайне переменчивое настроение. Тонкая, впечатлительная душа, разрешающая свою трагедию в юморе.

До чего эти письма не похожи на письма Льва Толстого! Толстой всегда учит, всегда требует, дает совет, как жить и что делать. К Толстому все обращаются как к учителю. У Чехова же вряд ли кто искал жизненного руководства. Более того. Сколько раз мы читали в газетах, что Максим Горький по данному вопросу, хотя бы пустячному, высказался так-то, а вот Леонид Андреев — иначе. Но «интервью» с Чеховым мы просто даже представить себе не можем.

Не такой он был человек, чтобы определенно и резко высказываться, чтобы отстаивать какую-нибудь теорию, или программу.

У него была своя логика — художественное творчество.

И понятно, что никто не смотрит на Чехова как на учителя.

Он — не учитель, а, скорей, любимый друг и брат. Врач, который помогает не столько своими знаниями, правильной постановкой диагноза, сколько совсем особенным, душевным отношением к пациенту. Ведь от врача далеко не всегда требуют излечения. В нем ценят внимание. Тысячи больных в больнице. Не отличишь одного от другого. И все притом страдают одной болезнью, ну, тифом, что ли. Врач только тогда сделается любимым, если он заметит каждого из этих незаметных людей, поймет, что для холостого Ивана тиф совсем не то, что для обремененного семьей Петра.

Чехов замечал незаметных людей. Более того, он нежно любил их, как-то изнутри понимал их несложные, но сколь для них важные переживания, а главное — ничего от них не требовал.

В сущности, и дядя Ваня, и Николай Алексеевич Иванов, и Треплев, и Астров, не говоря уже о сестрах Прозоровых, подполковнике Вершинине и т. д., — самые серые, незаметные люди.

До Чехова их как бы не существовало. Их никто не замечал. Они скорбели, страдали, радовались, влюблялись в каком-то коллективном одиночестве, были тварью, совокупно стенающею.

Пришел Чехов, заметил их и как-то утвердил.

Ни в чем реальном он этим маленьким людям не помог. Не указал им выхода, не разрешил ни одного мучившего их вопроса.

Но ведь и старая нянька Марина не вылечила капризничающего профессора, не создала ему успеха, не вернула его на кафедру.

Однако она, несомненно, ему помогла. В атмосфере общего недомогания и раздражения она внесла нежную, человеческую ласку. Признала за профессором право быть таким, какой он есть, признала законность его капризов.

— Пойдем, светик. Я тебя липовым чаем напою, ножки твои согрею, Богу за тебя помолюсь. У самой-то у меня ноги так и гудут, так и гудут!

Здесь как бы весь Чехов.

Он с особым искусством умел поить нас липовым чаем, а главное — за всеми его словами чувствовалось, что ножки у него так и гудут, так и гудут!

Он никому не обещал спасения, не говорил, что у него есть «секрет». Но все твердо знали, что он преисполнен жалости и сострадания.

И не три, а триста тысяч «сестер» почувствовали сразу облегчение. Конечно, временное, потому что Чехов лечил не болезнь, а симптомы ее, но все-таки облегчение.

Остапа Тарас Бульба не спас от смерти, но все-таки Остапу было легче от сознания, что батька его слышит.

— Слышу! — раздалось среди общей тишины.

Остап — герой. Его стоны, притом на площади, перед «миллионом народа», услышать гораздо легче, чем даже не стоны, а хрипы миллионов маленьких людей, сидящих в своих конурах. Здесь нужны какие-то микрофоны, здесь нужен слух какого-нибудь индейца из романа Фенимора Купера, слух «Следопыта».

Маленьких людей видели, конечно, и Толстой, и Достоевский. Но их маленькие люди почему-то выходили всегда великанами. Простой мужик Каратаев, под стать, по крайней, мере, Конфуцию, а гвардейский офицер князь Болконский — сродни Шопенгауэру.

Мармеладов, или капитан «Мочалка», в пьяном виде задевали непременно кучу «проклятых» вопросов. И Толстой, и Достоевский — писатели космические. Они воздвигали Пелион на Оссу.

У Чехова маленькие люди остаются тем, что они есть. Они не растут и не могут расти. Они никогда не ведут «умных» разговоров.

Умные разговоры встречаются в наиболее слабых вещах Чехова, написанных под влиянием Толстого.

У Достоевского и Толстого всегда:

Высота ли, высота поднебесная,
Глубота, глубота океан-море.

У Чехова никаких глубин и высот, Пелионов и Осс.

Серенький русский пейзаж, с елочками и березками, бесконечная степь, где как бы слышится плач «зегзицы» Ярославны: «О, ветре, ветрило, чему, господине, насильно вееши?»

Нежная, проникновенная любовь к данному и смутная, едва уловимая надежда на то, что «все образуется».

А пока. «липовый чай». «Мне он помог, и вам поможет. А что — ножки гудут, так и у меня они гудут!»

Большой художник был Чехов. Добрый, хороший человек был Антон Павлович. Одно как-то дополняло другое.

Достоевский лелеял русских мальчиков, которые по трактирам «о Боге спорят». Толстой учит, как перехитрить зло, бороться с ним непротивлением.

«Мальчики» Чехова никогда не говорят о Боге и вообще мало говорят. Им все как-то некогда, жизнь заела. То почту возить надо, то в «Славянском Базаре» котлеты подавать3, то детей кормить.

Бороться со злом, даже по новому, усовершенствованному, толстовскому способу, они и не думают. «Не до жиру, быть бы живу». Ведь самый факт жизни для них уже геройство. Они все какие-то подкошенные, с червоточиной. И когда кто-нибудь чего-нибудь от них требует, они смотрят удивленными, добрыми глазами затравленной лани.

С них нельзя требовать, да и они не требовательны. Иван Карамазов не знал, — возвращать ли ему билет на вход в рай, или нет. Чеховские герои были бы довольны, если бы «Вишневого сада» не продавали, артиллерию не переводили в другой город, и профессор не так капризничал.

Всякий «тенденциозный» писатель, прежде всего, требователен. Чехов — эстет чистейшей воды. Он оставляет все как есть и тихо жалеет людей.

Поэтому все уставшие, утомленные самым фактом жизни тянулись к нему, за «липовым чаем».

Поэтому Чехов, может быть, единственный из русских писателей, у которого — только поклонники и нет врагов. Не любят тех, кто требует, пристает, заставляет отвечать на трудные вопросы.

Требовательные люди — жестоки. У Чехова жестокости нет никакой.

«Все мы беспощадны, и всего беспощаднее, когда мы правы», — сказал Герцен.

Чехов не беспощаден, потому что он никогда не считал себя правым. Жизнь он принимал так же покорно, как и смерть. Не надо забывать, что лучшие свои вещи он написал, ясно ощущая смерть, которая годами боролась с ним. Смерть как бы жила в нем. На жизнь он смотрел под знаком смерти.

Беспощадны жизнь и смерть. Люди же должны жалеть и щадить друг друга.

Сегодня, в день чеховских поминок, хочется сказать: «Любите Чехова, как он вас любил. Учитесь у него состраданию, великой жалости к людям. Цените его великий художественный дар. Но не поддавайтесь соблазну чеховщины. Липовый чай хорош для больных, для тех, у кого ножки гудут. В минуты уныния и усталости отчего ж и не попить липового чаю. Но жизненное дело творится людьми здоровыми, крепко стоящими на ногах».

Мудрый художник пожалел, пощадил нас. Помянем его за это с благодарностью. Но сами себя жалеть мы не имеем права.

О, если бы меньше себя жалели, были беспощаднее к себе и требовательнее к другим!

Владимир Николаевич Крупин

Уже давно меня никуда не тянет, только на родину, в милую Вятку, и в Святую землю. Святая земля со мною в молитвах, в церкви, а родина. родина тоже близка. И если в своем родном селе, где родился, вырос, откуда ушел в армию, в Москву, бываю все-таки часто, то на родине отца и мамы не был очень давно. И однажды ночью, когда стиснуло сердце, понял: надо съездить. Испугался, что вскоре не смогу одолеть трудностей пути: поездов, автобусов, пересадок. Надо ехать, надо успеть. Туда, где был счастлив, где родились и росли давшие мне жизнь родители. Ведь и отцовская деревня Кизерь, и мамина Мелеть значили очень много для меня. Они раздвинули границы моего детства, соединили с родней, отогнали навсегда одиночество; в этих деревнях я чувствовал любовь к себе и отвечал на нее любовью.

Нынче летом, выскочив на несколько дней в Вятку, я сорвался вдруг и кинулся на автовокзал, взял билет до Уржума, бывшего уездного, ныне районного города. А там надо было одолеть восемнадцать километров до родины отца, а оттуда ехать до Малмыжа, тоже райцентра, там переправиться через Вятку и добраться до родины матери. Все эти пространства я надеялся одолеть кавалерийским наскоком.

Стояла жара. Она пришла после дождей, и ее сопровождало сильное парение от разогретой влажной земли. Срывались краткие грозы. Страшно сказать: я не был в Уржуме тридцать пять лет, а тогда приезжал, когда писал «Ямщицкую повесть». Это был мой поклон дедам-ямщикам, которые своими трудами нажили состояние, за что их большевики спровадили в Нарымский край. Но и эта боль опять же давно улеглась, а состояние — двухэтажный каменный дом, выстроенный на огромную (десять дочерей, один сын) семью, хотелось навестить. Именно в этот дом я приезжал совсем мальчишкой к деду в то лето, когда у него гостила городская дочь, моя тетка, с детьми. Дедушке по возвращении из сибирской ссылки разрешили жить в крохотной комнате внизу, хотя дом стоял пустым, а городским гостям из милости выделили комнаты на втором этаже. В то лето, после девятого класса, я работал на комбайне помощником, а как раз пошли дожди, уборка остановилась, и я стал проситься навестить городскую родню.

Отец одобрил мой порыв. Он как-то даже вдохновился: сел, на тетрадном листке начертил схему, как дойти от пристани на Вятке до его деревни. Вообще он был молчалив, мало говорил с нами, иногда даже забывал, кто из нас в какой класс перешел. Идет на сенокос, широко шагает, мы вприпрыжку за ним. Но о своем детстве говорил как о сказочном. Как они катались с гор на ледянках, какие были ярмарки, какие лошади в ночном, как неслась по Казанскому тракту почта («Царь с дороги — почта едет!»), какая была добрая бабушка Дарья, как его баловали его десять сестер. Отец договорился со знакомым шофером, который довез меня до пристани Аргыж; на ней я купил билет в четвертый класс парохода «Чуваш-республика». Ближе к ночи он показался из-за поворота, вскоре, гудя и дымя, причалил к мокрому дебаркадеру. На пароходе я был впервые в жизни. Всю ночь восторженно бродил по нему. Он казался огромным. Я был сельским и стеснительным, но мне ни разу не сказали, что куда-то нельзя входить, и я все смелее осваивал плывущее над водой пространство. Как шумно и трудолюбиво вращались деревянные колеса в кипящей воде, как расступалась вода и долго-долго журавлиным клином торопилась за нами. Подолгу стоял, и меня не выгоняли, в машинном отделении, смотрел, как взмывал и опускался громадный шатун, вращающий толстенный, залитый янтарным маслом стальной вал; именно на него по бокам были надеты старательные колеса. Мне очень хотелось помогать кочегару, черному, голому по пояс мужчине — уж я бы смог заталкивать в пылающую топку огромные поленья, — но опять же постеснялся. А ведь я уже знал устройство и трактора, и комбайна — но тут была такая неподступная громада!

Мы шли против течения. Была светлая, прохладная ночь, но я даже и поспать нигде не приткнулся, хотя у теплой необхватной трубы было место. Стоял у влажных поручней, глядел то на близкий, то на отдаляющийся берег, на глинистые или песчаные берега, то травяные, то заросшие лесом, запрокидывал голову и смотрел на поворачивающиеся вместе с палубой звезды. Из трубы летел освещаемый изнутри искрами дым, и иногда при крутом завороте он обдавал палубу и приятно согревал. Часто то длинно, то коротко ревел пароходный гудок.

На пристани Русский Турек, на рассвете, я выскочил и побежал, как объяснил мне отец, в гору. «На горе кладбище, с него увидишь Кизерь».

Константин Георгиевич Паустовский

(1) Примерно в миле от Таганрога в открытом море стояла на низких скалах проблесковая мигалка. (2)Её звали Черепахой.

(3)Я часто ездил к Черепахе. (4)В тихую погоду я привязывал шлюпку к её железной решётке и удил с борта рыбу.

(5) Однажды я увлёкся рыбной ловлей и не заметил, как подошли сумерки.

(6) Я сидел спиной к открытому морю и вдруг услышал тихий набегающий гул.

(7) С моря шёл ветер. (8)Серая мгла висела по горизонту. (9)В ней мутно блеснула молния. (10)Вода вокруг сразу почернела и пошла железной рябью.

(11) Я отчалил от Черепахи и начал грести к Таганрогу. (12)Ветер свежел с такой быстротой, что уже через несколько минут волны начали захлёстывать в шлюпку.

(13)Как часто бывает на море, ветер стал поворачивать, задувать от Таганрога, и меня начало сносить в открытое море. (14)С шумом и плеском прошёл рядом маленький смерч. (15)Быстро темнело. (16)3ажёгся таганрогский маяк.

(17) У этого маяка фонари были устроены так, что на разных расстояниях от порта они давали огонь разного цвета: у самого порта маяк давал красный огонь, дальше – зелёный и на самом большом отдалении – белый.

(18) Я оглянулся. (19)Маяк горел белым огнём. (20)До порта было ещё далеко.

(21)Ветер дул с бессмысленной яростью. (22)Он наскакивал порывами, круто бросался в стороны, кружился и злорадно свистел в вёслах. (23)Волны с размаху били в нос, шлюпка взлетала в темноте, и я слышал, как море тяжёлыми бросками швыряет в неё вёдра воды.
(24) Ноги у меня были уже по косточку в воде. (25)Надо было её отлить.

(26) Я бросил вёсла и нащупал черпак. (27)Но волны тотчас повернули лодку бортом, меня закружило, и я понял, что первый же большой вал накроет шлюпку и перевернёт её.

(28) Я схватил вёсла и снова начал грести из последних сил. (29)Мокрая рубаха прилипла к телу и очень мешала. (30)Руки жгло, должно быть, я сорвал на них кожу.

(31) Когда я оглянулся, маяк горел зелёным огнём. (32)Порт был уже ближе. «(33)Ещё немного, – говорил я себе. – (34)Ещё! (35)Сейчас появится красный огонь. (З6)Тогда ты спасён.

(37)Я грёб и стонал от напряжения. (38)Мокрые волосы падали на глаза, но я их не откидывал – всё равно вокруг ничего не было видно, а мне нельзя было бросать вёсла хотя бы на секунду: тотчас ветер отжимал шлюпку далеко назад. (39)Я оглянулся и выругался: маяк снова горел белым огнём! (40)Меня быстро сносило, и не было, казалось, никакой силы, чтобы продвинуть шлюпку против этого неистового ветра.

(41) Тогда я бросил вёсла и снова начал отливать воду. (42)Странное безразличие охватило меня. (43)Я отливал воду и почему-то вспомнил вдруг маму, узкую улочку в Люблине, где я рвал для Лёли холодную сирень, тёплую женскую ладонь, ласково погладившую меня по щеке.

(44)Я на время как будто оглох и ослеп. (45)Когда я поднял голову, огонь маяка висел на самом горизонте. (46)Он был похож на тонущую звезду.

(47) Я взялся за вёсла и начал грести медленно, равномерно, в оцепенении.

(48) Меня удивляло, что я ещё не утонул.

(49) Я оглянулся и увидел зелёный огонь. (50)Тогда меня охватила непонятная ярость. (51)Я начал грести с такой силой, что трещали вёсла. (52)Я грёб стоя, грёб всей тяжестью своего тела. (53)Неожиданно я услышал за спиной новый осатанелый рёв, оглянулся и увидел красный огонь маяка. (54)Порт был рядом.

(55) Я определил по огням, куда меня отшибают волны, и начал бешено грести.

(56) Чтобы было легче, я кричал.

(57) Белый яркий свет вспыхнул над головой. (58)Я, конечно, не мог догадаться, что это осветительная ракета и что меня заметили с мола.

— (59)Эй, на шлюпке! (60)На шлюпке!

(61)На молу махали фонарём. (62)Я подвёл шлюпку на свет фонаря, к каменной лестнице, и бросил вёсла.

(63)Из шлюпки меня вытащили портовые сторожа, отвели в караулку, и там при слепящем свете электрической лампы я увидел себя – изорванного, мокрого насквозь, с окровавленными синими руками.

(64)Счастливчик, – сказал мне седой смотритель порта со свирепыми бровями. – (65)Почему вы вышли в море, когда с двух часов дня были подняты штормовые сигналы?

— (66)Я не умею разбираться в сигналах, – сознался я.

— (67)Так вот, – сказал смотритель порта, – запомните, что каждому человеку надо понимать штормовые сигналы. (68)И на море, и в собственной жизни. (69)Во избежание непоправимых несчастий.

Василий Иванович Белов

Стихия народной жизни необъятна и ни с чем не соизмерима. Постичь ее до конца никому не удавалось и, будем надеяться, никогда не удастся.

В неутолимой жажде познания главное свойство науки — ее величие и бессилие. Но для всех народов Земли жажда прекрасного не менее традиционна. Как не похожи друг на друга две эти человеческие потребности, одинаковые по своему могуществу и происхождению! И если мир состоит действительно лишь из времени и пространства, то, думается, наука взаимодействует больше с пространством, а искусство со временем…

Народная жизнь в ее идеальном, всеобъемлющем смысле и знать не знала подобного или какого-либо другого разделения. Мир для человека был единое целое. Столетия гранили и шлифовали жизненный уклад, сформированный еще в пору язычества. Все, что было лишним, или громоздким, или не подходящим здравому смыслу, национальному характеру, климатическим условиям, — все это отсеивалось временем. А то, чего недоставало в этом всегда стремившемся к совершенству укладе, частью постепенно рождалось в глубинах народной жизни, частью заимствовалось у других народов и довольно быстро утверждалось по всему государству.

Подобную упорядоченность и устойчивость легко назвать статичностью, неподвижностью, что и делается некоторыми «исследователями» народного быта. При этом они намеренно игнорируют ритм и цикличность, исключающие бытовую статичность и неподвижность.

Ритм — одно из условий жизни. И жизнь моих предков, северных русских крестьян, в основе своей и в частностях была ритмичной. Любое нарушение этого ритма — война, мор, неурожай — лихорадило весь народ, все государство. Перебои в ритме семейной жизни (болезнь или преждевременная смерть, пожар, супружеская измена, развод, кража, арест члена семьи, гибель коня, рекрутство) не только разрушали семью, но сказывались на жизни и всей деревни.

Ритм проявлялся во всем, формируя цикличность. Можно говорить о дневном цикле и о недельном, для отдельного человека и для целой семьи, о летнем или о весеннем цикле, о годовом, наконец, о всей жизни: от зачатья до могильной травы…

Все было взаимосвязано, и ничто не могло жить отдельно или друг без друга, всему предназначалось свое место и время. Ничто не могло существовать вне целого или появиться вне очереди. При этом единство и цельность вовсе не противоречили красоте и многообразию. Красоту нельзя было отделить от пользы, пользу — от красоты. Мастер назывался художником, художник — мастером. Иными словами, красота находилась в растворенном, а не в кристаллическом, как теперь, состоянии.

Меня могут спросить: а для чего оно нужно, такое пристальное внимание к давнему, во многом исчезнувшему укладу народной жизни? По моему глубокому убеждению, знание того, что было до нас, не только желательно, но и необходимо.

Молодежь во все времена несет на своих плечах главную тяжесть социального развития общества. Современные юноши и девушки не исключение из этого правила. Но где бы ни тратили они свою неуемную энергию: на таежной ли стройке, в полях ли Нечерноземья, в заводских ли цехах — повсюду молодому человеку необходимы прежде всего высокие нравственные критерии… Физическая закалка, уровень академических знаний и высокое профессиональное мастерство сами по себе, без этих нравственных критериев, еще ничего не значат.

Но нельзя воспитать в себе эти высокие нравственные начала, не зная того, что было до нас. Ведь даже современные технические достижения не появились из ничего, а многие трудовые процессы ничуть не изменились по своей сути. Например, выращивание и обработка льна сохранили все древнейшие производственно-эстетические элементы так называемого льняного цикла. Все лишь ускорено и механизировано, но лен надо так же трепать, прясть и ткать, как это делалось в новгородских селах и десять веков назад.

Культура и народный быт также обладают глубокой преемственностью. Шагнуть вперед можно лишь тогда, когда нога отталкивается от чего-то, движение от ничего или из ничего невозможно. Именно поэтому так велик интерес у нашей молодежи к тому, что волновало дедов и прадедов.

Так же точь-в-точь и будущие поколения не смогут обойтись без ныне живущих, то есть без нас с вами. Им так же будет необходим наш нравственный и культурный опыт, как нам необходим сейчас опыт людей, которые жили до нас.

Василий Иванович Белов

Текст на ЕГЭ мог быть в другом виде

Великое искусство потому и зовут великим, что оно понятно для всех, по крайней мере, для большинства. Вовсе не обязательно быть докой-специалистом, чтобы читать “Войну и мир” или смотреть и слушать “Лебединое озеро”. Сложностью и недоступностью формы не так уж и редко маскирует посредственный художник недостаток таланта. Это не означает, что произведения великих, гениальных художников никогда не бывают сложными и непонятными. Разница между сложностью малоталантливого и сложностью гениального художника скорей всего в том, что в первом случае сложность топчется на одном месте, она статична, во втором — она движется, самораскрывается, обнаруживая все новые возможности произведения.

Восприятие художественного образа по сути и качественно то же, что и его создание. Разница здесь, вероятно, лишь в масштабности. Несомненно, во всяком случае, то, что восприятие образа процесс также творческий. Именно это-то обстоятельство и таит в себе великую опасность культурного иждивенчества.

Под маской скромности (где уж нам, дескать?) таится обычная трусость либо обычная лень, и человек лишь пользуется созданными до него художественными ценностями, даже не пытаясь создать что-то свое. Пусть не гениальное, но свое! Пресловутый максимализм (либо стать Микеланджело, либо совсем не заниматься творчеством) никогда не содействовал благу общенародной культуры. Игнорировать собственный талант (какой бы он ни был по величине) на том основании, что есть люди способней тебя, глушить в себе творческие позывы так же безнравственно, как безнравственно заниматься саморекламой, шумно преувеличивая собственные, нередко весьма средние возможности.

“Уничижение паче гордости”, — говорится в пословице. Найти свое лицо — нравственная обязанность каждого. Но к лицу ли человеку подобострастие? Растерянность перед более талантливым унижает и того и другого. Настоящий художник ждет от других не подобострастия, а обычного уважения. Ему совсем незнакомо чувство собственного превосходства. Чем больше талант, тем меньше высокомерия и гордости у его обладателя. Между величиной таланта, силой художественного образа и уровнем нравственности существует самая прямая зависимость. Стыд, совесть, целомудрие, духовная и физическая чистота, любовь к людям, превосходное знание разницы между добром и злом — все эти нравственные свойства художника отображает питаемый им художественный образ. Художественный образ не может быть создан бесстыжим, бессовестным художником, человеком с грязными руками и помыслами, с ненавистью к людям, человеком, не знающим разницы между добром и злом. Да и вообще, возможно ли подлинное творчество в неспокойном или злом состоянии? Вряд ли. Злой человек склонен более к разрушению, чем к творчеству, и нельзя путать вдохновение созидателя с геростратовским.

Подлинный художественный образ всегда нов, то есть стыдлив, словно невеста, целомудрен и чист. Свежесть его ничем не запятнана. Настоящий художник, как нам кажется, тоже стыдлив, ведь и само творчество требует уединения, тайны. Вынашивание и рождение образа не может совершаться публично, у всех на виду. Публичным, известным всем или множеству должно стать впоследствии творение художника, но отнюдь не он сам. Не потому ли гениальные творения древних русских живописцев не подписаны? Древние художники и архитекторы предпочитали остаться безвестными. Ведь значит же что-то это известное и совсем не случайное обстоятельство.

Юрий Львович Сагалович

Текст на ЕГЭ мог быть в другом виде

Однажды, осенью 1943 г., в Моршанском училище вечером незадолго до отбоя к нам во взвод пришел зам. командира батальона по политчасти, ст. лейтенант Журавлев и завел беседу о том о сем, как умели профессиональные политработники, и незаметно, плавно подошел к теме патриотизма. «Вы — курсанты, в чем состоит ваш патриотизм?» На наших курсантских лицах — замешательство. Разумеется, мы все считали себя патриотами, но ответить на конкретный вопрос, в чем состоит именно наш патриотизм, не могли. В самом деле, на фронте воюют, не щадят своей крови, в тылу строят танки и самолеты, куют победу. А мы? Дармоеды! Нас кормят по девятой, курсантской, норме; это значит, что на завтрак нам полагается 20 граммов сливочного масла и белый (!) хлеб, в то время как гражданские люди по своим продовольственным карточкам отнюдь не сыты. А мы только и делаем, что наступаем на воображаемого противника, «ведем огонь» по мнимым целям, только подавая команды и не производя реальных выстрелов, и уж если стреляем на стрельбищах боевыми патронами и минами, то считаем каждый боеприпас на вес золота. Кроме того, ходим строевым шагом, чистим наши минометы и карабины и т. д. Нами одолело смущение. Мы не почувствовали за собой значимых дел! Мы инстинктивно понимали, что на одних только словах патриотизма быть не может. Либо ты воюешь, либо ты льешь сталь или выращиваешь хлеб. А если ты ни того ни другого не делаешь, то ты нуль. Конечно, замполит разъяснил нам, что наш патриотизм — в качественной учебе. От нас ждут умелого командования своими подразделениями на фронте, куда мы скоро отправимся, и именно учебе мы обязаны отдавать все свои силы. Мы, наконец, заняли свою нишу в общей системе патриотизма, и нам больше не должно быть стыдно нашего «дармоедства». Свой долг мы отдадим, и очень скоро.

Таким образом, главное, что стало подчеркнуто точным: патриотизм — в деле. Либо ты действительно патриот, и тогда ты по-настоящему делаешь свое дело, не нуждаясь в словесном аккомпанементе к своему патриотизму, либо ты работаешь тяп-ляп, но тогда не рассчитывай, что тебя признают патриотом, как бы ты ни распинался в любви к родине. Всякий, кто делал и делает патриотизм своей профессией, тот гроша ломанного не стоит. Разве что, выкрикнув раньше всех «я патриот», будет размахивать своим патриотизмом как дубиной, возомнит, что обрел власть над другими (которых он норовит обвинить уже в том, что опоздали).

Есть однако у проблемы патриотизма и другой куда более серьезный аспект. У любви к родине две стороны: субъект (это ты) и объект (это твоя родина). Вторая сторона может быть матерью, а может быть мачехой. После войны я не раз призывался на кратковременную военную переподготовку. Помню как в самом начале сбора в академии им. Фрунзе всех призванных на сбор офицеров запаса усадили на идеологическую лекцию, и лектор говорил, что когда солдатам армий капиталистических стран внушают любовь к родине, то это «большая ложь». Им, солдатам, родина не принадлежит, а принадлежит она правящему классу, богатым.

И какой же цепочкой силлогизмов вывести мне теперь способ и правила моего патриотического или, может быть, наоборот, тьфу ты, антипатриотического поведения?! Могут ли здесь помочь формально-логические рассуждения?

Не слишком ли часто я вспоминаю про возможность гибели, не есть ли это признак преувеличенной заботы о своей собственной плоти? И еще. Порой мною овладевает невыразимое изумление, граничащее с физическим ощущением неправдоподобия моего существования. Я столько раз мог быть убитым прямо с точным указанием именно того момента неизбежной гибели, что невозможно объяснить, почему я жив.
Патриот ли ты, если ставишь на одну доску и Великую Победу и свою трепещущую плоть. А я и не ставлю. Не продал же я Родину, чтобы сохранить свою жизнь. Но радоваться, что выполнив свой долг, ты еще и остался жить, никому не заказано. Быть может, у маршала не было особенной радости за его сохранившуюся жизнь. Но для солдата переднего края — это естественно и не стыдно!

Лень переписывать.

4ege. ru

17.12.2018 5:28:29

2018-12-17 05:28:29

Источники:

Https://4ege. ru/russkiy/59856-teksty-na-egje-po-russkomu-jazyku-7-ijulja. html

Онлайн-тест ЕГЭ 2022 по русскому языку » /> » /> .keyword { color: red; } Самые древние профессии изменились как и сотни лет назад егэ

Самые древние профессии изменились как и сотни лет назад егэ

Самые древние профессии изменились как и сотни лет назад егэ

Ответами к заданиям 1–26 являются цифра (число) или слово (несколько слов), последовательность цифр (чисел). Ответ запишите в поле ответа в тексте работы, а затем перенесите в БЛАНК ОТВЕТОВ № 1 справа от номера задания, начиная с первой клеточки, Без пробелов, запятых и других дополнительных символов. Каждую букву или цифру пишите в отдельной клеточке в соответствии с приведёнными в бланке образцами.

Дятел имеет пёструю окраску. Хвост клиновидной Формы с жёсткими и упругими перьями служит опорой на стволе дерева. Клюв дятла, прямой и острый, при сильном ударе разрушает кору, древесину. У птицы длинный гибкий язык. Его конец усажен мелкими зубчиками, на которые он накалывает насекомое. Дятел передвигается по стволу короткими скачками вверх и вбок. При этом он долбит кору в поисках насекомых и личинок. Так он кормится всё лето, уничтожая множество вредителей леса. Зимой дятел питается семенами хвойных деревьев. Дятлы являются полезными птицами.

В тексте есть отглагольные имена существительные (Ударе, скачками). Основной функционально-смысловой тип текста – рассуждение, так как в нём действия передаются с помощью глаголов несовершенного вида (Кормится, питается). В тексте употребляются многозначные слова (Хвост, служит, язык). Лексическое средство связи – синонимы (Дятла, у птицы) помогает избежать неуместного повторения слов в предложении. В тексте имеется много прилагательных (Пёструю, прямой и острый) которые предназначены для передачи эмоциональности, являющейся специфической чертой данного текста.

Самостоятельно подберите сочинительный союз, который должен стоять на месте пропуска в третьем (3) предложении текста. Запишите этот подчинительный союз.

Прочитайте фрагмент словарной статьи, в которой приводятся значения слова ФОРМА. Определите значение, в котором это слово употреблено во втором (2) предложении текста. Выпишите цифру, соответствующую этому значению в приведённом фрагменте словарной статьи.

Вид, тип, структура, внешнее выражение чего-н., обусловленное определённым содержанием. Неразрывное единство формы и содержания. Установленный образец чего-н. Дать сведения по форме. Внешнее очертание, наружный вид предмета. Предмет изогнутой формы. Совокупность приёмов и изобразительных средств художественного произведения. Повествовательная форма. Приспособление для придания чему-н. тех или иных очертаний. Форма для шляп.

чЕрпать наделИт крАны принудИть начатА

Дедушка с бабушкой с печалью вспоминали о БЫЛОМ как о невозвратном счастье. Порой человек БЕЗОТВЕТНО относится к тому, что дала ему природа, не понимая смысл своей эволюции. Это очень эмоциональный, АРТИСТИЧНЫЙ и обаятельный человек. Огромный стадион, вмещающий двести тысяч зрителей, был ПЕРЕПОЛНЕН. ВЫДАЧА книг и вся работа библиотеки в связи с отключением электричества была затруднена.

Отредактируйте предложение: исправьте лексическую ошибку, Заменив неверно употреблённое слово. Запишите это слово.

Выслушав моё предложение, Иван Сергеевич не спешил сказать ответ, потому что не любил принимать решение, не обдумав его как следует.

к ДВУХ тысячи пятому году МЯГЧАЙШИЙ мармелад ветер ТРЕПЛЕТ деревце пять СВЕЧЕЙ пара ДЖИНСОВ

Установите соответствие между грамматическими ошибками и предложениями, в которых они допущены: к каждой позиции первого столбца подберите соответствующую позицию из второго столбца.

нарушение связи между подлежащим и сказуемым нарушение в построении предложения с однородными членами неправильное употребление падежной формы существительного с предлогом нарушение в построении сложноподчинённого предложения нарушение в построении предложения с деепричастным оборотом За праздничным столом с хрустящей скатертью, низко наклонив над тарелкой из польского сервиза квадратную крупную голову с седыми волосами, обрамлявшими его немалую лысину, дед жадно набрасывался на еду и сметал всё подряд. Песок, подхваченный током воздуха, тонко звенел, ударяясь на лету о прозрачные стебли сухих ломких растений. Конечно, каждый из участников, озвучивших своё мнение, были уверены в собственной правоте, в том, что в сложившейся ситуации нет никакого противоречия и решение очевидно. Всё моё внимание было обращено на верстовые столбы и на облака, прежде рассыпанные по небосклону, которые, приняв зловещие чёрные тени, теперь собирались в одну большую, мрачную тучу. Археолог рассказывал в статье о том, что он сумел подтвердить не только свою гипотезу, но и совершил несколько неожиданных открытий, связанных с культурой древних славян. Григорий с первого курса прилежно изучал английский, планируя по окончанию университета отправиться на стажировку в Великобританию. Глядя с высоты колокольни на эту равнину, Гоша каждой клеткой своего тела ощутил, что до чего прекрасен наш мир. Он стоял передо мной в клетчатой ковбойке, нелепых широких штанах и кедах на босу ногу, приглаживая рукой и без того прилизанные русые волосы, щуря и без того узкие прозрачно-серые глаза. Возвращаясь из пыльных степей в родную деревню, где было много зелени, высоких деревьев, Антону сразу становилось легче, но затем он снова, ведомый стремлением довести начатое до конца, покидал свою зелёную малую родину и отправлялся в степь.

Запишите в таблицу выбранные цифры под соответствующими буквами.

Ответ:

соберёт, абитуриент, поседеть (от горя) сетевой (шнур), умалять (значение), пятнистый раздираемый (противоречиями), улетучиться, кредит олицетворение, преобразовать, выросли отряхнуть, навевать (воспоминания), приласкать (щенка) раз..ярённый, под..ячий, с..язвивший пр..поднятое, пр..вередливый, пр..казчик в..бешённый, ра..двоение, ..дание (университета) фин..нспектор, сверх..нициативный, под..тожить н..рекание, пр..ступок, раз..рвать остр..нький, буш..вать скваж..на, доклад..вать прилипч..вый, сет..вой шустр..нький, ливн..вый весёл..нький, разве..вать (пепел) засмотр..шься, реша..мый раска..ться, найд..нный раскле..шь, намет..ть (план) шепч..щий, слыш..щий разгон..шься, прав..вший (страной)

В резерве человечества остаётся пока ещё (НЕ)ОСВОЕННАЯ возможность использования термоядерного ресурса. В наши дни часто появляются художественные произведения, ничего (НЕ)ГОВОРЯЩИЕ ни уму, ни сердцу. Жизнь учёного (НЕ)СПОКОЙНАЯ идиллия, как думают многие, а упорная борьба с окружающими и самим собой. Многие учёные нашего времени, сами того (НЕ)ПОДОЗРЕВАЯ, чрезвычайно близко подшли к воззрениям древних философов. Истинная вежливость (НЕ)РАЗЛУЧНА с уважением личности другого человека.

Как только я ступил за порог, он (ТОТ)ЧАС же меня окликнул и помахал на прощание рукой, я сделал (ТО)ЖЕ, улыбнувшись в ответ. Он периодически думал, ЧТО(БЫ) сделать, ЧТО(БЫ) избавиться от хандры. Дизайнеры обратили внимание (НА)ПОДОБИЕ планировок соседних комнат, которые должны были (В)ПОСЛЕДСТВИИ преобразиться в сказочные спальни для близнецов. (НЕ)СМОТРЯ на долгую дружбу, Агафонов ударил его между лопаток, он (ЗА)ТО ещё долго на него злился. (В)СЛЕДСТВИЕ затяжного кризиса утечка кадров достигла критического уровня, (В)СЛЕД за чем компания перестала существовать.

В тридцать лет она была уже разочарова(1)а в жизни и выглядела утомлё(2)ой от многочисле(3)ых проблем и забот.

Окна почти каждой среднерусской или северной деревни украшены резными декоративными наличниками. В сентябре лес реже и светлее и птичьи голоса звучат тише. Настоящий патриот способен принимать близко к сердцу и радости и горести Отечества. Меркурий теряется в лучах заходящего или восходящего светила и его трудно наблюдать с Земли. Крупный успех составляется из множества предусмотренных и обдуманных мелочей.

Расставьте знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Великие озёра (1) расположенные на границе между США и Канадой (2) и удалённые примерно на 500 километров от Атлантического океана (3) служат конечными звеньями величайшей озёрно-речной системы Северной Америки (4) занимающей верхнюю и среднюю часть могучей реки Святого Лаврентия.

Расставьте все недостающие знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложениях должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Так скоро (1) может быть (2) покинуть должен я,
О степь (3) унылая (4) простор твой необъятный;
Вместо радости зачем душа моя
Полна какою-то тоскою непонятной?

Расставьте все знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Теория относительности Эйнштейна (1) которая является величайшим достижением (2) человеческого интеллекта до наших дней (3) суммирует математические и физические знания (4) которые были накоплены людьми более чем за 2000 лет.

Расставьте знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Когда ему говорили (1) что такой-то написал очень интересную статью (2) или (3) что пьеса такого-то имела успех (4) что Х выиграл 200 тысяч (5) или (6) что речь N произвела сильное впечатление (7) глаза его начинали коситься от зависти.

Найдите предложения, в которых Двоеточие ставится в соответствии с одним и тем же правилом пунктуации. Запишите номера этих предложений.

(1)Но чуден, всё ещё чуден Енисей летней порою! (2)Есть по его течению места, когда сотни километров, словно на фантастической киноленте, сменяются виды один прекраснее другого. (3)Вот представьте: версту-другую, забредя в реку, стоят могучие утёсы, быками их здесь зовут, по утёсам — гривы леса, где отдельная сосенка частью корней, а то и одним корнем цепляется за родной камень, и по каждой проточине — ворохи кустарников акации, жимолости, таволожника.(4)По всем утёсам кипень цветов: примулы, лилии, орхидеи, красодневы. (5)Увидев эти красодневы в Колумбии, я, помнится, заорал от счастья, будто самое себе родное узрел, и всех заверял: эти в жёлтый рупор кричащие цветы неведомым путём попали сюда из Сибири. (6)И хотя меня заверяли, что, пожалуй, всё было наоборот, я упорно не соглашался с вескими доводами и со всякой ботанической наукой.

(1)«Расскажите, как вы стали космонавтом. »

(2)Впервые эту фразу я прочитал через несколько дней после возвращения из космоса, когда просматривал письма, полученные чуть ли не из всех уголков Советского Союза.

(3)Конечно, больше всего моей жизнью интересуются молодёжь, дети. (4)С ребятами мы встречаемся часто. (5)И всегда одним из первых раздаётся всё тот же вопрос:

— Как вы стали космонавтом.

(6)Отвечаешь, рассказываешь о полёте, а у некоторых в глазёнках что-то вроде недоверия.

(7)«Наверное, он скрывает какой-нибудь главный секрет», — думает один.

(8)«Не может быть, чтобы совсем-совсем обыкновенный мальчик превратился в космонавта!» — рассуждает другой.

— (9)У вас, Юрий Алексеевич, жизнь была не такая, как у других, — уверенно сказала мне как-то одна школьница.

(10)Пусть этот рассказ о моей жизни будет доказательством, что нет никаких секретов на моём пути в космос, на пути к мечте.

(12)Как-то, возвращаясь с ребятами из школы, мы увидели невысоко в небе два советских самолёта.

—(13) Смотрите-ка! — крикнул кто-то из товарищей. — Неужто один подбитый?

(14)В самом деле, маленький истребитель заваливался то на одно крыло, то на другое и всё ниже и ниже клонился к земле. (15)Второй большими кругами летал над ним, как одна птица над другой, подбитой.(16)Летчику удалось наконец посадить машину на торфяном болоте за околицей. (17)При посадке самолёт переломился, но пилот успел выпрыгнуть из кабины. (18)Второй самолёт приземлился рядом, на лугу. (19)Лётчик не бросил друга в беде. (20)Утром оба улетели на исправной машине.

(21)«Сам погибай — товарища выручай» — эту пословицу мне пришлось не раз слышать позже от бывших фронтовиков, от инструкторов в аэроклубе, от командиров в авиационных частях, в которых я служил. (22)Но я уже давно знал, что означает эта пословица: случай с двумя лётчиками, их мужество я никогда не забуду.

(23)Война принесла много лишений. (24)На счету был каждый кусок хлеба. (25)И в 1949 году, когда мне исполнилось 15 лет, я решил оставить учёбу в средней школе, чтобы быстрее начать помогать родителям. (26)Цель была ясна: поступить работать на завод и потом уже продолжать учиться заочно.(27)После училища я пошёл в техникум по профессии далёкой от от полётов — профессии литейщика. (28)Но именно в это время стала проявляться моя болезнь, которой нет названия в медицине, — неудержимой тяги в небо, тяги к полётам.

(29)В техникуме, конечно, пришлось изучать физику на другом уровне. (30)Здесь в физическом кружке я сделал доклад «К. Э. Циолковский и его учение о ракетных двигателях и межпланетных путешествиях». (31)Чтобы подготовиться к докладу, пришлось прочитать и сборник научно-фантастических произведений Циолковского, и много других книг.

(32)Лет с двенадцати я, как и все ребята, зачитывался Джеком Лондоном, Жюлем Верном, Александром Беляевым. (33)На фантастические романы в библиотеке стояла очередь. (34)Мы их пересказывали друг другу, завидовали тому, кто первым прочтёт книгу.

(35)Циолковский был совсем иным писателем. (36)Меня увлекла его прозорливость, способность видеть будущее с необыкновенной точностью. (37)Он писал, что за эрой самолетов винтовых придёт эра самолётов реактивных, — и они уже летали в небе над Саратовом. (38)Он писал о ракетах — и они уже поднимались ввысь над советской землёй, правда, пока ещё в стратосферу.

(39)Словом, то, что предвидел Циолковский, сбывалось на глазах. (40)Пожалуй, именно с доклада о работах Циолковского и началась моя «космическая» биография: в литейщике родился лётчик.

(41)После диплома уже просто не мог отступить, бросить воздушную стихию. Подал заявление в Оренбургское авиационное училище. Хотя я не стал техником-литейщиком, могу сказать с уверенностью, что знания, полученные во время учения, и профессиональные навыки мне пригодились в жизни. Но главное — я научился работать в коллективе и жить с товарищами общими интересами. (42)Только однажды я чуть было не изменил своей мечте, чуть было не уклонился от избранного жизненного пути. (43)И спасибо друзьям: они помогли не сделать ошибки.

(44)Дело было так. (45)Учась на первом курсе авиационного училища, я получил письмо из дома: заболел отец, матери жилось нелегко. (46)Появилась мысль: «Брошу-ка я всё, поеду к своим, устроюсь на завод. »

(47)Поделился с друзьями тем, что было на душе.

—(48)Юра, не унывай, — сказали они мне. — (49)Закончишь училище и сможешь помогать родителям.

(50) В день рождения подруга Валя подарила мне фотоальбом с надписью: «Юра, помни, что кузнецы нашего счастья — это мы сами. (51)Перед судьбой не склоняй головы».

(52)Я прочитал эти строки и подумал: «Неужели курсант Гагарин всерьёз хотел бросить авиационное училище? (53)Неужели он решил отказаться от любимого дела, от своей мечты?»

(54)Пустое дело — рассуждать по методу «если бы да кабы». (55)Но легко себе представить, что по-иному сложился бы мой жизненный путь, если бы я не прислушался к добрым советам Вали и других друзей, если бы я сдался на пути к мечте.

4 С ребятами мы встречаемся часто.

Egerus. ru

31.03.2018 4:55:47

2018-03-31 04:55:47

Источники:

Https://egerus. ru/test/test. html